В начале февраля умерла художница Qinni. Звезды, луны и золотые рыбки - это она. Я косвенно знала ее много лет, но не следила особо за реальной жизнью, только иногда, мельком, с ревностью отмечала новые работы. И все набегающие толпы неофитов, приходящих к ней за советом или вдохновением.
В последние годы у меня есть свой собственный ад, полноценный в своем вакууме. Пока лава любовно облизывает носки моих двухсотлетних ботинок, я успеваю проверить только целостность приближенных. Живы? Отлично! Падают самолеты, взрываются люди, горят дома, лютует церковь и разыгрывается партия эпидемии нового вируса. Далекая художница раз за разом доверяет свое слабое сердце хирургам, порченную кровь - онкологам.
Qinni далеко не первый умирающий в мое время человек, родственник или художник-инфлуенсер. В прошлом году моя семья похоронила троих за месяц. Три смерти, раскрутившие спираль маминой болезни. Но почему-то именно смерть этой художницы что-то внутри меня оборвала, скрутила в струну, натянула и снова порвала, больно стегнув по пальцам. Я тихо выла под струями душа, оплакивая незнакомую девушку. Ту, до волн славы которой когда-то хотела хотя бы дотронуться. Средоточие жизни и в то же время сосуд для букета неизлечимых болезней. Талантливая бомба с часовым механизмом, тик-так. Страшно жить внутри этой ситуации, страшно осознавать, какой ты маленький и невзрачный на фоне вселенной. Беспощадной вселенной, которая в любом случае сожрет и переварит тебя, несмотря на твой внутренний огонь. Это потеря для тысяч художников. И мой личный удар под дых. Почему-то.
Что-то мне подсказывает, что нельзя вечно быть губкой, полной чернильной боли. Иногда нужен повод, чтобы слезы промыли новые чистые дорожки в душе. Месяц мучилась необходимостью стать частью волны художников, оплакивающих ее. И вот он, крохотный новорожденный трибьют:
В последние годы у меня есть свой собственный ад, полноценный в своем вакууме. Пока лава любовно облизывает носки моих двухсотлетних ботинок, я успеваю проверить только целостность приближенных. Живы? Отлично! Падают самолеты, взрываются люди, горят дома, лютует церковь и разыгрывается партия эпидемии нового вируса. Далекая художница раз за разом доверяет свое слабое сердце хирургам, порченную кровь - онкологам.
Qinni далеко не первый умирающий в мое время человек, родственник или художник-инфлуенсер. В прошлом году моя семья похоронила троих за месяц. Три смерти, раскрутившие спираль маминой болезни. Но почему-то именно смерть этой художницы что-то внутри меня оборвала, скрутила в струну, натянула и снова порвала, больно стегнув по пальцам. Я тихо выла под струями душа, оплакивая незнакомую девушку. Ту, до волн славы которой когда-то хотела хотя бы дотронуться. Средоточие жизни и в то же время сосуд для букета неизлечимых болезней. Талантливая бомба с часовым механизмом, тик-так. Страшно жить внутри этой ситуации, страшно осознавать, какой ты маленький и невзрачный на фоне вселенной. Беспощадной вселенной, которая в любом случае сожрет и переварит тебя, несмотря на твой внутренний огонь. Это потеря для тысяч художников. И мой личный удар под дых. Почему-то.
Что-то мне подсказывает, что нельзя вечно быть губкой, полной чернильной боли. Иногда нужен повод, чтобы слезы промыли новые чистые дорожки в душе. Месяц мучилась необходимостью стать частью волны художников, оплакивающих ее. И вот он, крохотный новорожденный трибьют: